Это было давно. Сначала, в середине 90-х, был вокально-инструментальный ансамбль в Доме пионеров и синтезатор «Вермона», на котором я играл всякие «33 коровы», «Лавату» и другую легкотню (к тому времени я уже закончил музыкальную школу как пианист). Затем в Дом пионеров купили совершенно изумительный синтезатор — Roland E-16.
Когда я услышал, как он звучит, у меня захватило дыхание. Это было исключительное чувство — нажимать аккорд в левой части клавиатуры, и внутри немедленно просыпался целый оркестр! Были и вступления, и окончания, и сбивки, я добавлял септимы и ноны к трезвучиям и прислушивался к изменению звучания оркестра — и оркестр всё понимал, изменяя отыгрыши и арпеджио… а демонстрации! Прекрасные гармонии и запоминающаяся мелодия, замечательные стили. Я не понимаю, как можно вообще слушать рэп, но рэп в роландовской демонстрации прекрасен. К счастью, спустя 20 лет, мне удалось найти в интернете все демонстрации.
Роланд отлично звучал и играть на нём было очень увлекательно, но возможности записи в нём были ограничены. Появилась Yamaha W7, где эти возможности были гораздо шире. Это были хорошие клавиши, но они не имели модуля автоаккомпанемента как у Роланда, плюс к этому, мне не очень нравилось, как они звучали. Демонстраций там было всего две, первая была мегакрутая, там, помимо сложных гармоний и ювелирно прописанных ударных, по ходу пьесы менялись настройки микшера, что тогда меня очень удивляло. Вторая была попроще, но всё равно здорово написана. В мае 2017 года, когда я разбирал и выкидывал свои старые аудиокассеты, я обнаружил эти две демонстрации на одной из них.
На этих клавишах я писал всякие «фанеры» для выступлений домпионеровского ВИА и для пары, как сейчас бы сказали, «проектов».
Потом меня пригласил один знакомый в ещё одно место, там был Korg N264. На мой вкус, управляться с этим агрегатом было сложнее, чем с Ямахой, а звуки были вроде и ничего, но с ними тоже были неясности. Все эти загрузки с дискет дополнительных банков и прочее… В общем, так я и до конца и не уяснил логику работы с этим синтезатором, но написал несколько песенок на заказ, и даже принял участие в выпуске одного альбома, вышедшего на кассетах. Сейчас не могу найти никаких упоминаний в интернете ни об этом альбоме, ни об исполнителе. Однако, у меня до сих пор остались файлы .pcg и .sng, которые умеет читать этот Корг, правда, читать их не на чем.
Потом всё это отошло на второй план, потому что я готовился к поступлению в институт, а затем учёба стала занимать много времени, да и жил я в общаге. Но когда я учился на втором курсе, мой приятель ушёл в армию и продал мне свой компьютер за ненадобностью. Это был первый пентиум, позже я докупил саунд бластер лайв, миди-клавиатуру и колоночки за тысячу рублей. Возможности компьютера уже тогда удивляли. Самое главное — что всё гораздо нагляднее: монитор в 15 дюймов отображает гораздо больше маленького жидкокристаллического экранчика на синтезаторах. Были диски с «сэмплами» и программа Эйсид, в которой и были написаны первые компьютерные опусы. Эйсид очень нравился тем, что он умеет транспонировать «сэмплы» без изменения скорости звучания, определять, где у того или иного отрывка ритмическая основа, и вытягивать её под ритм пишущейся песни, а также удобно нарезать эти сэмплы сообразно ритмической сетке. Ну и, конечно, писанина сэмплами была хороша тем, что хороший синтез компьютерам был ещё не по зубам, а хорошо звучащими сэмплами можно было пользоваться уже сейчас.
Первым опытом было Техно. Мне казалось, что «бочки» маловато, и добавил прямо поверх ещё один бочечный сэмпл (советским колонкам S-90, которые у меня тогда стояли, низкие частоты как-то не давались). Результат — перегруз. Идею скандирующего стадиона я взял из песен Скутера.
Как-то раз я обнаружил сборник неплохих сэмплов каких-то народных инструментов, где два отрывка какой-то гитарки (ситара, что ли?) удачно сочетались в одну музыкальную фразу. Хорошая работа. Сейчас я не стал бы так затягивать начало.
Следующий трек связан с тем, что у одного нашего товарища был день рождения, надо было купить ему какой-то подарок. Решив глупо пошутить, купили «подарок» — лицензионную игру для детей младшего возраста «День рожденья динозаврика». Как он нас не выгнал тогда — не знаю. Но, услышав озвучку этой игры, я не мог удержаться от написания техно-обработки. В обработке также использованы реплики Дюка Нюкема.
У одного знакомого парня была старая полудохлая гитара «Уника-2». Я захотел попробовать записать «живую гитару», и одолжил у него её. Кажется, это было связано с тем, что для компьютера появились какие-то крутые гитарные эффекты. Так как играть я на гитаре не умею, гитара была старая и плохая и гитарного предусилителя у меня не было, записывал я «в линию», изо всех сил пытаясь зажать струны пальцами, чтобы извлечь хоть какие-то звуки, похожие на музыкальные. Хватило меня ненадолго, и я отнёс гитару владельцу.
Здесь был просто обнаружен хороший банк барабанов в формате sf2.
Иллюстрация бородатой шутки про мелодию Интернационала, где в басу звучит Чижик-пыжик.
Какой-то местный художник увлёкся ямаховской самоигралкой (PSR) и сочинительством. Аккомпанируя себе на этой самой самоигралке, говорил, что то, что сейчас звучит, это почти идеал, но надо что-то добавить, причём что — не уточнял. Проигрыш мой. Кажется, я получил за это 30 долларов. А может, и не получил.
Песня про DOS, известна со времён ФИДО. Голос под гитару. Никак не поддавалась обработке, так как сыграно, естественно, неровно, и в Эйсиде её нельзя было нормально порезать на куски. В результате я её писал в Кубейсе, играя прямо в реальном времени, включая запись барабанов, отключив метроном.
Дело было вечером, делать было нечего.
Следующий период — написание фонограмм и, так сказать, ремиксов для друзей в общаге.
Вот ремикс, посвящённый комнате №824. Неровная вещь; фортепианный проигрыш мне нравится, хотя педаль получилась грязная, а ещё лишнее проведение, где звучит только синтезатор — пустовато и ни к чему.
Фонограмма для Либертанго Пьяццолы. Довольно унылая, в конце ничего, когда дудки вступают. В принципе, там подразумевалось, что будут играть два баяна, поэтому всю движуху они должны делать, а фонограмма — просто некая основа, как корж для торта.
Следующая песня сочинена и исполнена студентками кафедр композиции и теории музыки.
Последний период — сотрудничество с одной студией звукозаписи, находящейся в западной части Москвы. Меня туда позвали как человека, который будет выполнять заказы низшего уровня, конечно же, с перспективой. Но я не оправдал надежд. Я читал книжки про звукорежиссуру и сведение, но всё равно не понимал, как сделать звучание в колонках широким и глубоким. Так и не смог свести ничего по-нормальному.
Может быть, у меня не было хорошей аппаратуры? Западная попса (в основном, евродэнс), которой я увлекался в музыкальном училище, меня уже не интересовала — слушать её, как раньше, я уже не мог, а то, что мне нужно было аранжировывать — чаще всего это блатняк — вообще терпеть не мог всегда; так что материал, который нужно было брать за основу, я не мог себя заставить слушать. Очень много времени уходило на поиск и перебирание новых звуков и синтезаторов, хотя 99% из них я не представлял, куда можно применить и какой в них смысл. С тех пор мне начало казаться, что основная проблема творчества — неограниченный выбор, что искусство может существовать, когда есть ограничения, когда от них можно оттолкнуться, либо следуя правилам, которые они диктуют, либо заниматься их преодолением. Когда стало «можно всё», то сначала смысл творчества заключается в том, чтобы делать то, что раньше было запрещено, а потом смысл вовсе теряется.
Ещё я понял одну вещь — что та музыка, которая звучит сегодня — процентов на 80 заслуга аранжировщика (если это не сам автор, конечно). Автор обычно приносит ноты, написанные как собака левой ногой и с ошибками, либо шипящую запись собственного фальшивого исполнения под корявый аккомпанемент. И извольте, товарищ аранжировщик, разобраться в этом потоке сознания и сделать на этой базе разнообразную, современную, стильную и красивую песню. Зачастую нужно ещё сочинить вступление, проигрыши и коду.
Чаще всего заказы представляли собой какой-нибудь блатняк на паре самых простых аккордов и примитивной мелодией. Были ещё детские песни такого же уровня. Тем не менее, авторы хотели, чтобы фонограмма звучала современно, модно и стильно. Я же совершенно не понимал, как это сделать, основываясь на исходном материале, но слышал в других песнях кучу всяких шумовых эффектов — это были бряки, шмяки, спецэффекты, арпеджиаторы разных типов, звуки издевательства над виниловыми пластинками, записи разных посторонних голосов и прочий шум.
Подобное наполнение песен, высосанное из пальца, выматывало, и если в ранних моих опусах всё это было в новинку и иногда выполняло смысловую функцию, то здесь я просто не видел никакого смысла в том или ином эффекте. Один автор жаловался, что у меня в фонограмме ужасный однообразный бас, который нужно разнообразить (песенка была в быстром темпе и с аккордами тоника-субдоминанта-доминанта, там даже проходящий некуда вставить было), и собственноручно написал мне партию разнообразного баса — он совпадал с мелодией. Другой, указывая на недостатки фонограммы, говорил, что «не по понятиям это». Звукорежиссёр, которые принимал у меня фонограммы, советовал «добавить гейтик какой-нибудь модненький» и проч. В общем, явное «придумывание смысла» и музыкальная безграмотность авторов, зачастую вопиющая.
Вот три фонограммы, записанные для Анатолия Днепрова. Они, конечно, однообразные, с этим я и не спорил. Забавно, но мне Днепров говорил, что я пишу фонограммы старомодно — так их писали 30 лет назад. Я сдержался, чтобы не ответить, что это прекрасно, потому что эти фонограммы обновляют песни как минимум лет на 15… Тем не менее, надо сказать, что Днепров, который привозил меня к себе на дачу на станции «Правда», где и слушал мои «фанеры» на своей аппаратуре, перед тем, как отвезти меня обратно на станцию, выпил рюмку коньяка, сел за синтезатор и сказал, что в Америке он написал песен на целый альбом, сел и начал играть и петь на английском. И это разительно отличалось от того блатняка, который он пел для российской аудитории. Мои фонограммы не были приняты, за них я ничего не получил.
В той студии я аранжировал ещё альбом детских песен, на гонорар от которого я купил себе телефон Siemens M50, и одну невыносимо отвратительную блатную песню про братву, которая едет в Липецк (её, конечно, не приняли). По окончании этих работ я немедленно удалил эти фонограммы.
В конце мне подкинули кое-что поинтереснее — аранжировать пару номеров из мюзикла, для которого мне даже дали жёсткий диск с библиотекой симфонических звуков: увертюру и диксиленд. Я написал их (в увертюре беспомощные контрапункты трубы, а в диксиленде очень сомнительное место перед репризой, ну да ладно), и стал ждать вердикта. Вердикт был вроде бы положительный, но постановка мюзикла была отложена на неопределённый срок. Соответственно, на тот же срок отложена была и оплата.
Настала пора честно себе признаться: первое — что аранжировщик я никудышный, второе — что к материалу заказчиков я отношусь с плохо скрываемым отвращением, и это сказывается на результате, третье — что мне надоело работать за просто так, когда затрачиваемые усилия совершенно не окупаются. Вывод — надо завязывать с аранжировкой.
Последний отрывочек — из песенки кума Тыквы в мультфильме Чиполлино. После ухода из аранжировщиков я по инерции ещё некоторое время интересовался новинками программ и синтезаторов, выпускаемых для компьютера. Пощупав одну из таких звуковых библиотек, сел и набросал этот трек.