Нашёл книжку, которую читал в детстве. Мощно написано. Даже детская литература не обходится без идеологии. «Пьер Буле» — видимо, имеется в виду Пьер Булез. Сама по себе книжка, кстати, очень интересная. А экспрессивные идеологические обороты снова становятся актуальными спустя 50 лет.
Любая техника сулит вред, если она попадает в руки невежд и злоумышленников. И это в полной мере относится к технике музыкальной. Ведь это факт, что раболепное поклонение машине становится сейчас чуть ли не религией потерявших разум музыкальных кривляк Запада, которые сознательно стремятся изгнать из искусства чувство и мысль человека, назойливо твердят об этом, упиваются собственным творческим бессилием, добровольно лезут под пяту роботов.
Это они кричали об уничтожении симфонического оркестра, когда родились электрические инструменты, потом возвещали о падении музыкальной культуры под напором магнитофонов, записывающих шумы, а сейчас мечтают переложить на машинные плечи и само композиторское искусство. Рекорды оригинальничанья доходят до смехотворного, прямо-таки трогательного идиотизма.
Американец Джон Кейдж выдумал такой способ композиции: он дает концерты с помощью дюжины радиоприемников, настроенных на разные радиостанции и звучащих одновременно. Адская смесь музыкальных обрывков, дикторской речи, шума репортажей — это, по мнению Кейджа, как раз то, к чему шло тысячелетнее развитие музыкальной культуры. А французский ультрамодернист Пьер Буле пропагандирует такую систему композиции: человек вдохновенно «сочиняет» лишь первые две ноты музыки, а все остальное «додумывает» машина, снабженная математическими формулами, причем такими, в которых гарантированно отсутствуют даже отдаленные намеки на музыкальный строй, гармонию, лад, ритм — на все, из чего складывается звуковая красота. Вот вам оборотная сторона медали — механизация, доведенная до абсурда.
Едва ли стоит удивляться тому, что мертвый музыкальный формализм получает милостивую поддержку от модничающих, пресыщенных богатеев. К услугам гробовщиков музыки радиостудии, концертные залы, солидные куши меценатских подачек. Их мнимое новаторство угодливо раздувает буржуазная критика. Умирающий мир волчьей вражды и наживы силится загубить, увлечь за собой в могилу и музыку и все искусство. Но, как бы ни пыжился, ни важничал музыкальный формализм, как бы ни старался украсть чужую, не им созданную технику электроники и кибернетики, дни его сочтены. Недаром его никто не признает за искусство, недаром нынешние горе-модернисты злобно заявляют: «Публика — наш враг номер один». Все эти шарлатаны канут в Лету вместе с породившим их унылым скопищем стяжателей, ханжей и тоскующих одиночек.
