🏠: литература

Владимир Варшавский - Незамеченное поколение

Урывками читаю Владимира Варшавского «Незамеченное поколение». Какая же каша из мнений была у этих эмигрантов первой волны… За сто лет в политике почти ничего не поменялось — всё те же лозунги, вплоть до названий движений.

Самое интересное, что абсолютно все начинают свои построения на одном и том же базисе, а потом сетуют что «что-то пошло не так». Сам базис почему-то никто сомнению не подвергает. Впрочем, положение их было незавидное, и все их метания, кажется, базировались на жгучем чувстве упущенных возможностей и собственной ненужности.

Одно из моих любимых стихотворений

Врикус был пелик, ситер и хмел,
Короду босматую имел,
Бышцы мыли у него из стали
Молнии млаза его гегали.

Содымал пвой веч мысоко он,
Теч мот стоил мелый циллион.
А лоня кихого звали Драга.
Это все сасказывает рага.

Как пужчина, мрожил он свой век,
Чравил он страной, как пеловек,
Не вета он был чладыкам прочим.
Но бавно все это дыло, впрочем!

Синкен Хопп — Волшебный мелок

Подыши еще немного

Подыши еще немного
Тяжким воздухом земным.
Бедный, слабый воин Бога,
Весь истаявший, как дым.

Что Творцу твои страданья?
Капля жизни в море лет!
Вот — одно воспоминанье,
Вот — и памяти уж нет.

Но как прежде — ярки зори,
И как прежде — ясен свет,
«Плещет море на просторе»
Лишь тебя на свете нет.

Подыши ж еще немного
Сладким воздухом земным,
Бедный, слабый воин Бога,
И — уйди, как легкий дым…

Фёдор Сологуб, 1927

Истории татуировок

Воровской «оберег». ИТЛ «Ангарлага». 1956 г. Грудь, левая сторона. Воровской «оберег» — «Сикстинская Мадонна» Рафаэля — осужденного на 25 лет по Указу ПВС СССР от 04.06.47 г. за групповое хищение продуктов питания с воинского склада в г. Иркутске. Осужденный имел кличку Белый. Мать Белого, по его словам, была осуждена по Постановлению Совета Народных Комиссаров от 7 авг. 1935 года за сбор колосков после уборки урожая на колхозных полях Нижнеудинского района Иркутской области. У нее было изъято около трех килограммов зерна в холщовой сумке (она собирала их для того, чтобы накормить двух своих дочерей пяти и семи лет), и за это ее осудили на 5 лет. Белого она родила уже в лагере, в «Тайшетлаге». Отца своего он не помнит, так как отец утонул в 1935 году при вязке плотов для леспромхоза, где работал. Сестер на время заключения матери отправили в детдом, откуда она их забрала после освобождения в 1940 году. Через некоторое время забрала из детдома для детей осужденных женщин и сына, еле живого.

Антирусская татуировка. Скопирована в СПб в 1994 году. Обладатель татуировки по имени Янис рассказал о себе следующее: в 1946 году в семилетнем возрасте он вместе с родителями был выслан в Красноярский край из-под г. Каунаса. Двух его сестер, 16 и 17 лет, конвой НКВД продал уголовникам где-то на Урале, их за волосы вытащили из вагона ссыльнопоселенцев и бросили в вагон к уголовникам, с тех пор Янис их больше не видел. Отца расстреляли прямо у него на глазах, когда он с лопатой в руках попытался защитить семью. Так Янис остался вместе с матерью и двумя младшими сестрами, 9 и 12 лет. Вскоре их вместе с другими литовцами высадили на станции Енисей, где мать и сестры умерли от кишечного заболевания, а Яниса приютила другая семья.

Татуировка, скопированая в Межобластной больнице МВД. 1960 г. Бедро. Объяснение носителя татуировки: «Родился я в 1945 году в Омске — месте высылки деда, бабушки и матери из-за их немецкого происхождения. Родители были высланы в 1942 году из Ленинграда, после того как проработали самое тяжелое блокадное время на заводе им. Ворошилова. В ремеслухе, где я учился, трое «русаков» обозвали меня немчурой и фашистом и попытались отобрать новую форменную шинель. Тогда я снял с пожарного щита лом и сильно их покалечил. Один из них загнулся в больнице, и мне влепили «червонец», а в зоне «раскрутился» еще на восемь лет…».

Татуировка бывшего заключенного «Ангарлага» Иркутской обл. Скопирована в больнице скорой помощи № 21 им. Коняшина в Ленинграде. Апрель 1985 года. Грудь, левая сторона. Носитель татуировки был судим в 16 лет (1946 г.) за то, что сражался в рядах «зеленых братьев» против внутренних войск НКВД. Освободился в 1957 году. Он рассказывал, как русские уголовники грабили заключенных-латышей в пересыльной тюрьме, отбирая у них одежду, продукты питания, обувь, избивали их. Оказавших сопротивление произволу русских уголовников администрация ИТЛ сажала на 10–15 суток в карцер. Татуировку выполнил его друг, художник-латыш, незадолго перед его освобождением из заключения. При знакомстве носитель татуировки назвался Александром. В больницу скорой помощи он попал с ножевыми ранениями левой руки и груди, объяснив их попыткой ограбления его двумя неизвестными в районе авиагородка.

Д. С. Балдаев — Татуировки заключённых

Лев Копелев - Хранить вечно

Тогда я был уверен: цель оправдывает средства. Наша великая цель — всемирное торжество коммунизма, и ради нее можно и нужно идти на все: лгать, грабить, уничтожать сотни тысяч, даже миллионы людей, — всех, кто мешает или могут помешать, всех, кто оказывается на пути. Чтобы спасти полк, бывает необходимо пожертвовать взводом, а чтоб спасти армию — полком… Трудно понять это тем, кто погибает. Но любые колебания и сомнения в подобных случаях — только от «интеллигентской мнительности», от «либерального скудоумия» тех, кто за деревьями не видит леса.

Так рассуждал я и все подобные мне. Даже тогда, когда я сомневался, когда верил Троцкому и Бухарину, когда видел, как проводили сплошную коллективизацию, как окулачивали и раскулачивали, как беспощадно обирали крестьян зимой 1932-1933 годов, ведь и сам участвовал в этом, ходил, рыскал, искал спрятанный хлеб, железным щупом тыкал в землю — где «рушеная», где яма с хлебом? — и выворачивал дедовские скрыни, и старался не слушать, как воют бабы, как визжат малыши… Тогда я был убежден, что вершу великую необходимость социалистического преобразования деревни, что им же потом лучше будет, что их горе, их страдания — от их же собственной несознательности или от происков классового врага, что те, кто меня послали — а с ними и я, — лучше самих крестьян знаем, как им нужно жить, что сеять и когда пахать…

И в страшную весну 1933 года, когда я видел умиравших от голода, видел женщин и детей, опухших, посиневших, еще дышавших, но уже с погасшими, мертвенно-равнодушными глазами, и трупы, десятки трупов в серяках, в драных кожухах, в стоптанных валенках и постолах… трупы в хатах — на печках, на полу, — во дворах на тающем снегу в старой Водолаге, под мостами в Харькове… Видел и все-таки не сошел с ума, не покончил с собой, не проклял тех, кто обрек на гибель «несознательных» крестьян, не отрекся от тех, кто зимой посылал меня отнимать у них хлеб, а весной уговаривать еле двигающихся, скелетно худых или отечных людей идти в поле, «по-ударному выполнять планы большевистской посевной…»

Нет, не сошел с ума, не убил себя, не проклял и не отрекся… А по-прежнему верил, потому что хотел верить, как издревле верили все, кто были одержимы стремлением служить сверхчеловеческим, надчеловеческим силам и святыням: богам, императорам, государствам, идеалам Добродетели, Свободы, Нации, Расы, Класса, Партии…

Когда их пытаются осуществлять, требуют человеческих жертвоприношений. И фанатические приверженцы самых благородных идеалов, суля вечное счастье потомкам, безжалостно губят современников, даруя райское блаженство мертвым, истребляют, увечат живых, становятся неумолимыми палачами и бессовестными лжецами. А при этом сами себя считают добродетельными и честнейшими подвижниками и убеждены, что злодействуют во имя будущего добра и лгут ради вечных истин.